|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 59 |
Но одно я знаю твердо: если
я когда-нибудь предстану перед судом... я не удивлюсь, услышав смертный
приговор. Объяснить тебе, почему?
Калликл. Конечно!
Сократ. Мне думается, что я в числе немногих афинян (чтобы не сказать -
единственный) подлинно занимаюсь искусством государственного управления и
единственный среди нынешних граждан применяю это искусство к жизни. И раз я
никогда не веду разговоров ради того, чтобы угодить собеседнику, но всегда, о
чем бы ни говорил, - ради высшего блага, а не ради особого удовольствия, раз я
не хочу следовать твоему совету и прибегать к хитрым уловкам, мне невозможно
будет защищаться в суде. Снова мне приходят на ум слова, которые я сказал Полу:
судить меня будут так, как дети судили бы врача, которого обвинил перед ними
повар. Подумай сам, как защищаться такому человеку перед таким судом, если
обвинитель заявит: "Дети, этот человек и вам самим причинил много зла, и портит
младенцев, пуская в ход нож и раскаленное железо, изнуряет вас, душит и
одурманивает, назначая горькие-прегорькие лекарства, морит голодом и томит
жаждой - не то что я, который закармливает вас всевожможными лакомствами!" Что,
по-твоему, мог бы ответить врач, застигнутый такою бедой? Ведь если бы он
ответил правду: "Все делалось ради вашего здоровья, дети", - представляешь себе,
какой крик подняли бы эти судьи? Оглушительный! [568-569]
В таком же самом положении, нисколько не сомневаюсь, очутился бы и я, если бы
попал под суд. Я не смогу назвать ни одного удовольствия, которое я бы им
доставил, а ведь именно в этом, на их взгляд, заключаются услуги и
благодеяния...
Ведь сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем
безрассудного и трусливого, страшит совершенная несправедливость, потому что
величайшее из всех зол - это когда душа приходит в Аид обременненой множеством
несправедливых поступков.
Смерть, на мой взгляд, не что иное, как разделение двух вещей - души и тела, и
когда они таким образом разделятся, каждая сохраняет почти то же состояние,
какое было при жизни человека. Тело сохраняет и природные свойства, и все следы
лечения и недугов... Когда душа освободится от тела и обнажится, делаются
заметны все природные ее свойства и все следы, которые оставило в душе человека
каждое из его дел.
И вот умершие приходят к судье... и часто, глядя на Великого царя или иного
какого-нибудь царя или властителя, обнаруживает, что нет здорового места в той
душе, что вся она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и
несправедливых поступков... вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в ней
ничего прямого, потому что она никогда не знала истины. Он видит, что своеволие,
роскошь, высокомерие и невоздержанность в поступках наполнили душу беспорядком и
безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее прямо в темницу, где ее
ожидают муки, которых она заслуживает.
Меня эти рассказы убеждают, Калликл, и я озабочен, чтобы душа моя предстала
перед судьею как можно более здравой. Равнодушный к тому, что ценит большинство
людей, - к почестям и наградам, - я ищу только истину и стараюсь действительно
стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда придет смерть, так умереть.
|
|