|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 341 |
в их отношении друг к другу, но скорее...
одну [их сущность] надо рассматривать во взаимоотношении, а другую - в ее
отношении к умеренному. [...]
Если относить природу большего только к меньшему, мы никогда не найдем его
отношения к умеренному, не так ли?
...И сейчас нам, видно, придется признать, что большее и меньшее измеримы не
только друг по отношению к другу, но и по отношению к становлению меры. Ведь
невозможно, чтобы политик или другой какой-либо знаток практических дел был
бесспорно признан таковым до того, как по этому вопросу будет достигнуто
согласие. [...]
...Надо считать, что для всех искусств в равной степени большее и меньшее
измеряются не только в отношении друг к другу, но и в отношении к становлению
меры.
Ясно, что мы разделим искусство измерения... на две части, причем к одной
отнесем все искусства, измеряющие число, длину, глубину, ширину и скорость путем
сопоставления с противоположным, а к другой - те искусства, которые измеряют все
это путем сопоставления с умеренным, подобающим, своевременным, надлежащим и со
всем тем, что составляет середину между двумя крайностями.
Чужеземец. Но люди эти, не привыкнув рассматривать подобные вещи, деля их на
виды, валят их все в одну кучу, несмотря на огромное существующее между ними
различие, и почитают их тождественными, а также и наоборот: не разделяют на
надлежащие части то, что требует такого деления. Между тем следует, когда уж
замечаешь общность, существующую между многими вещами, не отступать, прежде чем
не заметишь всех отличий, которые заключены к каждом виде, и, наоборот, если
увидишь всевозможные несходства между многими вещами, не считать возможным,
смутившись, прекратить наблюдение раньше, чем заключишь в единое подобие все
родственные свойства и охватишь их единородной сущностью.
А как же обстоит дело с нашим исследованием политика? Предпринимается ли оно
ради него самого или же для того, чтобы стать более сведущим в диалектике всего?
В самом деле, ведь никто, находясь в здравом уме, не стал бы гоняться за
понятием ткацкого искусства ради самого этого искусства. Однако, думаю я, от
большинства людей скрыто, что для облегчения познания некоторых вещей существуют
некоторые чувственные подобия, которые совсем не трудно выявить, когда
кто-нибудь хочет человеку, интересующемуся их объяснением, без труда, хлопот и
рассуждений дать ответ. Что же касается вещей самых высоких и чтимых, то для
объяснения их людям не существует уподобления, с помощью которого кто-нибудь мог
бы достаточно наполнить душу вопрошающего, применив это уподобление к
какому-либо из соответствующих ощущений. Поэтому-то и надо в каждом упражнять
способность давать объяснение и его воспринимать. Ибо бестелесное - величайшее и
самое прекрасное - ясно обнаруживается лишь с помощью объяснения, и только него,
и вот ради этого и было сказано все то, что сейчас говорилось.
И вот еще что: тому, кто порицает подобные беседы за длину речи и кто не
приемлет таких обходных движений, не следует слишком легко и скоро позволять
корить речь лишь за то, что она длинна, но надо еще требовать, чтобы он указал,
каким образом она может стать короче и сделать беседующих лучшими диалектиками,
чем они были раньше, более изобретательными в рассуждении и в объяснении
сущностей; в остальном же собеседникам не следует особенно заботиться о
порицаниях и похвалах, да и слушать подобные речи им вовсе негоже.
|
|