|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 20 |
То же самое, когда дело касается добродетели и всего
прочего. Но если кто хоть немного лучше нас умеет вести людей вперед по пути
добродетели, нужно и тем быть довольным. Думаю, что и я из таких и что более
прочих людей могу быть полезен другим и помочь им стать достойными людьми; этим
я заслуживаю взимаемой мною платы и даже еще большей по усмотрению моих
учеников. Поэтому оплату я взимаю вот каким образом: кто у меня обучается, тот,
если хочет, платит, сколько я назначу; если же он не согласен, пусть пойдет в
храм, заверит там клятвенно, сколько, по его мнению, стоят мои уроки, и столько
мне и внесет.
Итак, Сократ, сказал он, я изложил тебе и миф, и доказательство того, что можно
научить добродетели; таково же мнение и афинян, и нет ничего удивительного, если
у хороших отцов бывают негодные сыновья, а у негодных - хорошие: вот, например,
сыновья Поликлета, сверстники Парала и нашего Ксантиппа, ничего не стоят по
сравнению со своим отцом; то же самое и сыновья некоторых других мастеров. Но не
надо а их в этом винить - они еще не безнадежны, ведь они молоды.
Произнеся напоказ нам такую длинную речь, Протагор замолк, а я, уже давно им
завороженный, все смотрел на него, словно он сейчас еще что-то скажет, и боялся
это пропустить. Когда же я заметил, что он в самом деле кончил, я кое-как насилу
очнулся и, взглянув на Гиппократа, сказал:
Как мне благодарить тебя, сын Аполлодора, что ты уговорил меня даже прийти сюда?
Нет для меня ничего дороже возможности услышать то, " что я услышал от
Протагора. Прежде я считал, что хорошие люди становятся хорошими не от
человеческого попечения. А теперь я убедился в обратном. Разве только одна
мелочь мешает мне, но ясно, что Протагор и ее без труда разъяснит, после того
как разъяснил уже столь многое. Правда, если кто начнет беседу об этом же самом
предмете с кем-нибудь из тех, кто умеет говорить перед народом, он, пожалуй,
услышит речи, достойные Перикла или любого другого из мастеров красноречия, но
стоит ему обратиться к ним с вопросом, они, словно книги, бывают не в состоянии
вслух ни ответить, ни сами спросить; а когда кто-нибудь переспросит хоть
какую-то мелочь из того, что они сказали, они отзываются, словно медные сосуды,
которые, если по ним ударить, издают долгий протяжный звук, пока кто-нибудь не
ухватится за них руками. Вот так и бывает с ораторами: даже когда их спрашивают
о мелочах, они растягивают свою речь, как долгий пробег. А вот Протагор хоть и
умеет, само собой ясно, говорить длинные и прекрасные речи, однако умеет и
кратко отвечать на вопросы, а задавая вопросы сам, выжидать и выслушивать ответ;
это дано лишь немногим.
Сейчас, Протагор, мне недостает одной мелочи, но я получу все, если только ты
мне ответишь вот что: ты говоришь, что добродетели можно учить, а уж кому-кому,
а тебе-то я верю. Но одному я удивлялся с во время твоей речи, и вот это пустое
местечко в моей душе ты и заполни. Ты ведь говорил, что деве послал людям
справедливость и стыд, и потом много раз упоминались в твоей речи
справедливость, рассудительность, благочестие и прочее в том же роде так, словно
это вообще нечто единое, то есть одна добродетель.
|
|