|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 217 |
Как мы и сказали, красота сияла среди всего, что а
там было; когда же мы пришли сюда, мы стали воспринимать ее сияние всего
отчетливее посредством самого отчетливого из чувств нашего тела - зрения, ведь
оно самое острое из них. Но разумение недоступно зрению, иначе разумение
возбудило бы необычайную любовь, если бы какой-нибудь отчетливый его образ
оказался доступен зрению; точно так же и все остальное, что заслуживает любви.
Только одной красоте выпало на долю о быть наиболее зримой и привлекательной.
Человек, очень давно посвященный в таинства или испорченный, не слишком сильно
стремится отсюда туда, к красоте самой по себе: он видит здесь то, что носит
одинаковое с нею название, так что при взгляде на это он не испытывает
благоговения, но, преданный наслаждению, пытается, как четвероногое животное,
покрыть и оплодотворить; он не боится наглого обращения и не стыдится гнаться за
противоестественным наслаждением. Между тем человек, только что посвященный в
таинства, много созерцавший тогда все, что там было, при виде божественного
лица, хорошо воспроизводящего [ту] красоту или некую идею тела, сперва
испытывает трепет, на него находит какой-то страх, вроде как было с ним и тогда;
затем он смотрит на него с благоговением, как на бога, и, если бы не боялся
прослыть совсем неистовым, он стал бы совершать жертвоприношения своему любимцу,
словно кумиру или богу. А стоит тому на него взглянуть, как он сразу меняется,
он как в лихорадке, его бросает в пот и в необычный жар.
Восприняв глазами истечение красоты , он согревается, а этим укрепляется природа
крыла: от тепла размягчается вокруг ростка все, что ранее затвердело от сухости
и мешало росту; благодаря притоку питания, стержень перьев набухает, и они
начинают быстро расти от корня по всей душе - ведь она вся была искони пернатой.
Пока это происходит, душа вся кипит и рвется наружу. Когда прорезываются зубы,
бывает зуд и раздражение в деснах - точно такое же состояние испытывает душа при
начале роста крыльев: она вскипает и при этом испытывает раздражение и зуд,
рождая крылья.
Глядя на красоту юноши, она принимает в себя влекущиеся и истекающие оттуда
частицы - недаром это называют влечением: впитывая их, она согревается,
избавляется от муки и радуется. Когда же она вдалеке от него, она сохнет:
отверстия проходов, по которым пробиваются перья, ссыхаются, закрываются, и
ростки перьев оказываются взаперти. Запертые внутри вместе с влечением, они
бьются наподобие пульса, трут и колют, ища себе выхода - каждый росток отдельно
для себя, - так что душа, вся изнутри исколотая, мучается и терзается, но все
же, храня память о прекрасном, радуется.
Странность такого смешения ее терзает, в недоумении она неистовствует, и от
исступления не может она ни спать ночью, ни днем оставаться на одном месте, В
тоске бежит она туда, где думает увидеть обладателя красоты. При виде его
влечение разливается по ней, и то, что было ранее заперто, раскрывается: для
души это передышка, когда прекращаются уколы и муки, в это время вкушает она
сладчайшее удовольствие.
|
|