|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 173 |
Благодаря такой
пище и в завершение такой жизни, Симмий и Кебет, ей незачем бояться ничего дурного,
незачем тревожиться, как бы при расставании с телом она не распалась, не рассеялась по
ветру, не умчалась неведомо куда, чтобы уже нигде больше и никак не существовать.
После этих слов Сократа наступило долгое молчание. Видно было, что и сам он
размышляет над только что сказанным, и большинство из нас тоже. Потом Кебет и
Симмий о чем-то коротко перемолвились друг с другом. Сократ приметил это и спросил:
- Что такое? Вы, верно, считаете, что сказанного недостаточно? Да, правда, остается еще
немало сомнительных и слабых мест, если просмотреть все от начала до конца с нужным
вниманием. Конечно, если у вас на уме что-нибудь другое, я молчу. Но если вы в
затруднении из-за этого, не стесняйтесь, откройте свои соображения, если они кажутся
вам более убедительными, наконец, примите в свой разговор и меня, если находите, что с
моею помощью дело пойдет лучше.
На это Симмий отозвался так:
- Я скажу тебе, Сократ, все как есть. Мы уже давно оба в смущении и все только
подталкиваем друг друга, чтобы тебя спросить, потому что очень хотим услышать, что ты
ответишь, да боимся причинить тебе огорчение - как бы наши вопросы не были тебе в
тягость из-за нынешней беды.
Сократ слегка улыбнулся и сказал:
- Ах, Симмий, Симмий! До чего же трудно было бы мне убедить чужих людей, что я
совсем не считаю бедою нынешнюю свою участь, если даже вас я не могу в этом убедить и
вы опасаетесь, будто сегодня я расположен мрачнее, чем раньше, в течение всей жизни!
Вам, верно, кажется, что даром прорицания я уступаю лебедям, которые, как почуют
близкую смерть, заводят песнь такую громкую и прекрасную, какой никогда еще не певали:
они ликуют оттого, что скоро отойдут к богу, которому служат. А люди из-за собственного
страха перед смертью возводят напраслину и на лебедей, утверждая, что они якобы
оплакивают свою смерть и что скорбь вдохновляет их на предсмертную песнь. Им и
невдомек, этим людям, что ни одна птица не поет, когда страдает от голода, или холода,
или иной какой нужды, - даже соловей, даже ласточка или удод, хотя про них и
рассказывают, будто они поют, оплакивая свое горе. Но, по-моему, это выдумка - и про
них, и про лебедей. Лебеди принадлежат Аполлону, и потому - вещие птицы - они
провидят блага, ожидающие их в Аиде, и поют, и радуются в этот последний свой день,
как никогда прежде. Но я и себя, вместе с лебедями, считаю рабом того же господина и
служителем того же бога, я верю, что и меня мой владыка наделил даром пророчества не
хуже, чем лебедей, и не сильнее, чем они, горюю, расставаясь с жизнью. Так что вы
можете говорить и спрашивать о чем хотите, пока вам не препятствуют Одиннадцать,
поставленные афинянами.
{26}
- Что ж, прекрасно, - начал Симмий, - в таком случае и я объясню тебе, в чем мои
затруднения, и Кебет не скроет, что из сказанного сегодня кажется ему неприемлемым.
Мне думается, Сократ, - как, впрочем, может быть, и тебе самому, - что приобрести
точное знание о подобных вещах в этой жизни либо невозможно, либо до крайности
трудно, но в то же время было бы позорным малодушием не испытать и не проверить
всеми способами существующие на этот счет взгляды и отступиться, пока возможности
для исследования не исчерпаны до конца.
|
|