|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 182 |
Ты требуешь
доказательства, что душа наша неуничтожима и бессмертна: в противном случае, говоришь
ты, отвага философа, которому предстоит умереть и который полон бодрости и
спокойствия, полагая, что за могилою он найдет блаженство, какого не мог бы обрести,
{34}
если бы прожил свою жизнь иначе, - его отвага безрассудна и лишена смысла. Пусть мы
обнаружили, что душа сильна и богоподобна, что она существовала и до того, как мы
родились людьми, - все это, по-твоему, свидетельствует не о бессмертии души, но лишь
о том, что она долговечна и уже существовала где-то в прежние времена неизмеримо
долго, многое постигла и многое совершила. Но к бессмертию это ее нисколько не
приближает, напротив, само вселение ее в человеческое тело было для души началом
гибели, словно болезнь. Скорбя проводит она эту свою жизнь, чтобы под конец погибнуть
в том, что зовется смертью. И совершенно безразлично, утверждаешь ты, войдет ли она в
тело раз или много раз, по крайней мере для наших опасений: если только человек не
лишен рассудка, он непременно должен опасаться - ведь он не знает, бессмертна ли
душа, и не может этого доказать.
Вот, сколько помнится, то, что ты сказал, Кебет. Я повторяю это нарочно, чтобы ничего не
пропустить и чтобы ты мог что-нибудь прибавить или убавить, если пожелаешь.
А Кебет в ответ:
- Нет, Сократ, сейчас я ничего не хочу ни убавлять, ни прибавлять. Это все, что я сказал.
Сократ задумался и надолго умолк. Потом начал так:
- Не простую задачу задал ты, Кебет. Чтобы ее решить, нам придется исследовать
причину рождения и разрушения в целом. И если ты не против, я расскажу тебе о том, что
приключилось со мной во время такого исследования. Если что из этого рассказа
покажется тебе полезным, ты сможешь использовать это для подкрепления твоих взглядов.
- Конечно, я не против, - ответил Кебет.
[Аргумент четвертый: теория души как эйдоса жизни]
- Тогда послушай. В молодые годы, Кебет, у меня была настоящая страсть к тому виду
мудрости, который называют познанием природы. Мне представлялось чем-то
возвышенным знать причины каждого явления - почему что рождается, почему погибает
и почему существует. И я часто бросался из крайности в крайность и вот какого рода
вопросы задавал себе в первую очередь: когда теплое и холодное вызывают гниение, не
тогда ли как судили некоторые, образуются живые существа? Чем мы мыслим - кровью,
воздухом или огнем? Или же ни тем, ни другим и ни третьим, а это наш мозг вызывает
чувство слуха, в зрения, и обоняния, а из них возникают память и представление, а из
памяти и представления, когда они приобретут устойчивость, возникает знание?
Размышлял я и о гибели всего этого, и о переменах, которые происходят в небе и на Земле,
и все для того, чтобы в конце концов счесть себя совершенно непригодным к такому
исследованию. Сейчас я приведу тебе достаточно веский довод. До тех пор я кое-что знал
ясно - так казалось и мне самому, и остальным, - а теперь, из-за этих исследований, я
окончательно ослеп и утратил даже то знание, что имел прежде, - например, среди
многого прочего перестал понимать, почему человек растет.
|
|