|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 208 |
И даже очень, Сократ: вопреки обыкновению, тебя подхватил какой-то поток.
Сократ. Так слушай меня в молчании. В самом же деле, место это какое-то
божественное, так что но удивляйся, если во время своей речи я, возможно, не раз
буду охвачен нимфами - даже и сейчас моя речь звучит как дифирамб.
Федр. Ты совершенно прав.
Сократ. Причиной этому, однако, ты. Но слушай остальное - а то как бы это наитие
не покинуло меня; впрочем, это зависит от бога, а нам надо в нашей речи снова
вернуться к тому мальчику.
Так-то, милый мой! То, что подлежит нашему обсуждению, уже указано и определено.
Не упуская этого из виду, поговорим об остальном: какую пользу или какой вред
получит, по всей вероятности, от влюбленного и от невлюбленного тот, кто им
уступает? Человек, подчиняющийся влечению, раб наслаждения, непременно де лает
своего любимца таким, каким он ему будет всего приятнее. Кто болен, тому приятно
все, что ему не противится, а что сильнее его или ему равно, то ненавистно.
Любящий добровольно не переносит, чтобы его любимец кто превосходил его или был
ему равен, но всегда старается сделать его слабее и беспомощнее. Невежда слабее
мудрого, трус - храбреца, неспособный говорить - речистого, тупица -
остроумного. Такие или еще большие недостатки в духовном складе любимца,
неизбежно ли возникающие или присущие ему от природы, услаждают влюбленного, он
даже старается их развить, только бы не лишиться мгновенного наслаждения.
Влюбленный неизбежно ревнив, и, отстраняя своего любимца от многих других видов
общения, притом полезных, благодаря которым тот всего более бы мог возмужать, он
причиняет ему великий вред, по еще несравненно больший, если не дает приобщиться
к тому, от чего любимец всего более мог бы стать разумным; а ведь именно такова
божественная философия, к которой влюбленный и близко его не подпускает, боясь,
как бы тот не стал им пренебрегать. Придумывает он и многое другое, чтобы его
любимец ничего не знал и ни на что не глядел, кроме как на него, и этим был бы
ему в высшей степени приятен, хотя бы для самого юноши это было и крайне вредно.
Значит, попечения и общество человека, охваченного любовью, никак не могут быть
полезными с для духовного склада юноши.
Вслед за тем надо посмотреть, каково будет состояние тела и уход за ним у того,
чьим повелителем станет человек, непременно стремящийся к удовольствию, а не к
благу, и мы увидим, что он ищет не юношу крепкого сложения, а неженку, выросшего
не на ясном солнце, а в густой тени, не знакомого с мужскими трудами и сухим
потом, но знакомого с изысканным, немужественным образом жизни, прибегающего к
искусственным прикрасам и уборам за недостатком собственной красоты и
занимающегося всем остальным, что с этим сопряжено. Это ясно, и не стоит дольше
об этом распространяться. Отметив здесь это главное, перейдем к остальному: ведь
на воине и в других важных случаях подобное тело внушает неприятелю отвагу, а
друзьям и самим влюбленным - опасения.
Поскольку это ясно, оставим это в стороне и поговорим лучше о следующем: какую,
по вашему, пользу или какой вред принесет общение с влюбленным и его попечение
достоянию [любимца]? Здесь ясно всякому, а особенно самому влюбленному, что
всего более он желал бы, чтобы его любимец был лишен самого дорогого, верного и
божественного достояния: он предпочел бы, чтобы тот лишился отца, матери,
родственников и друзей, потому что он считает их всех докучливыми хулителями
этой столь сладостной для него близости.
|
|