|
Философы Древней Греции - Платон - Диалоги - Страница 247 |
бессмертных Океана и
матерь Тефи-су", объявляет все порождением потока и движения. Или тебе не кажется, что
он так считает?
Теэтет. Мне кажется, так.
Сократ. А кто сумеет не стать посмешищем, выступая против такого лагеря и такого
военачальника, как Гомер?
Теэтет. Это нелегкое дело, Сократ.
Сократ. То-то же. К тому же это достаточно подтверждают и вот такие признаки:
впечатление существования и становления производится движением, напротив, покой
делает все несуществующим и мертвым. Ведь тепло и огонь, который порождает и
упорядочивает все прочее, сам возникает из порыва и трения. Так же и всякое движение
вообще. Или происхождение огня не таково?
Теэтет. Разумеется, таково.
Сократ. И живые существа тоже рождаются из движения?
Теэтет. Как же иначе?
Сократ. А если взять наше тело? Разве не расстраивают его состояние покой и
бездействие, тогда как упражнение и движение - укрепляют?
{11}
Теэтет. Да.
Сократ. А душевное состояние? Разве душа не укрепляется и не улучшается, обогащаясь
науками во время прилежного обучения, поскольку оно есть движение, - тогда как от
покоя, то есть от беспечности и нерадивости, и новому не обучается, да и выученное
забывает?
Теэтет. Еще как.
Сократ. Стало быть, движение, будь то в душе или теле, благо, а покой - наоборот?
Теэтет. Видимо.
Сократ. Тогда я прибавлю еще безветрие и затишье и тому подобное - то, что загнивает и
гибнет от покоя и сохраняется от противоположного. А в довершение всего я притяну
сюда еще и золотую цепь, которая, по словам Гомера, есть не что иное, как Солнце. Он
объясняет также, что, пока есть Солнце и круговое движение, все существует и сохраняется
и у богов и у людей. А если бы вдруг это стало как вкопанное, то все вещи погибли бы и,
как говорится, все перевернулось бы вверх дном.
Теэтет. И мне кажется, Сократ, что он объясняет это именно так, как ты его толкуешь.
Сократ. Итак, славный юноша, попробуй уразуметь вот что. Прежде всего, что касается
наших глаз: ведь то, что ты называешь белым цветом, не есть что-то инородное, вне твоих
глаз, но ведь и в глазах его тоже нет, и ты не назначишь ему какого-либо определенного
места, ибо тогда, оказавшись как бы в строю, оно пребывало бы на месте, а не оказывалось
бы в становлении.
Теэтет. Как это?
Сократ. Будем исходить из того недавнего рассуждения, что ничто не существуют само по
себе как одно, - и тогда черное, белое и любой другой цвет представится нам
возникающим благодаря тому, что глаз обращается на приближающееся движение, а все
то, что мы называем цветом, не есть ни обращающееся, ни предмет обращения, - это нечто
особое, возникающее посредине между тем и другим. Или ты будешь настаивать, что
каким тебе кажется каждый цвет, таков же он и для собаки, и для любого другого живого
существа?
Теэтет. Клянусь Зевсом, я - нет.
Сократ. То-то. А другому человеку что бы то ни было разве представляется таким же, как
и тебе? Будешь ли ты настаивать на этом или скорее признаешь, что и для тебя самого это
не будет всегда одним и тем же, поскольку сам ты не всегда чувствуешь себя одинаково.
|
|