|
Философы Древней Греции - Аристотель - Никомахова этика - Страница 42 |
Ведь как
мы знаем, [источник мужества] - это скорее [нравственные] устои, так как при
подготовленности [мужества] меньше. При опасностях, известных заранее, выбор
можно сделать по расчету и рассуждению, но при внезапных - согласно устоям.
Мужественными кажутся и те, кто не ведает об опасности, и они очень
похожи на самонадеянных, однако хуже последних, потому что не имеют [высокой
само]оценки (axioma), а те имеют. Именно в силу такой [самооценки
самонадеянные] известный срок держатся, те же, кто - в силу заблуждения,
поняв, что [дела обстоят] иначе, чем они предполагали, обращаются в бегство,
как и произошло с аргивянами, которые напали на лакедемонян, думая, что это
сикионцы.
Итак, сказано и о том, каковы разновидности мужественных, и о том, кого
принято считать мужественными.
12 (IX). Мужество связано с тем, что внушает отвагу и страх, но оно
связано с тем и другим не одинаково, но больше - со страшным. В самом деле,
кто невозмутим в опасностях и ведет себя как должно, более мужествен, чем
тот, кто мужествен при обстоятельствах, придающих отваги. Как уже было
сказано, мужественными почитаются за [стойкое] перенесение страданий. Вот
почему мужество сопряжено со страданиями и ему по праву воздают хвалу; в
самом деле, переносить страдания тяжелей, чем воздерживаться от
удовольствий.
Впрочем, цель, достигнутая мужеством, пожалуй, доставляет удовольствие,
но она не видна за тем, что вокруг, как бывает хотя бы на гимнастических
состязаниях; цель кулачных бойцов, ради которой [бьются}, - венок и честь -
доставляет удовольствие, но получать удары больно, раз плоть живая, и
доставляет страдания, как и всякое напряжение; и вот, поскольку этого много,
а то, ради чего [состязаются], незначительно, кажется, что у них нет
никакого удовольствия. Если так и с мужеством, значит, смерть и раны
принесут мужественному страдания, причем против его воли, но он вынесет их,
так как это прекрасно и так как не вынести позорно. И чем в большей степени
он обладает всей добродетелью и чем он счастливее, тем больше он будет
страдать, умирая, ведь такому человеку в высшей степени стоит жить и он
лишает себя величайших благ сознательно, а это мучительно (lyperon). Но он
от этого ничуть не менее мужествен, а, может быть, даже более, потому что
столь [великим благам] предпочитает нравственно прекрасный [поступок] на
войне. Да и не для всех добродетелей удовольствие от их проявления имеет
место, разве только в той мере, в какой достигается цель. Но ничто не
мешает, наверное, чтобы самыми лучшими воинами были не такие, а менее
мужественные люди, которые, однако, не имеют никакого другого блага; ведь
они готовы к риску и меняют жизнь на ничтожную наживу.
Итак, будем считать, что о мужестве сказано, и не трудно понять из
сказанного, в чем его суть по крайней мере в общих чертах.
13 (X). После этой добродетели поговорим о благоразумии, ведь [мужество
и благоразумие] - добродетели частей [души], не обладающих суждением.
|
|