|
Философы Древней Греции - Аристотель - Никомахова этика - Страница 147 |
Евдокс полагал, что удовольствие есть собственно благо потому,
что видел, как все тянется (ephietai) к нему (и обладающее суждением
(elloga), и лишенное его (aloga)), и потому, что во всем предмет избрания -
это добро (to epieikes), причем наиболее [предпочтительно] наибольшее добро;
а что все обращено к одному, означает, что это для всех высшее благо, ведь
каждое существо находит благо для себя так же, как пищу, но благо для всех и
то, к чему тянутся все, - это, мол, собственно благо.
Этим рассуждениям доверяли, скорее, благодаря добродетели [Евдоксова]
права, нежели благодаря им самим, ибо [Евдокс] считался исключительно
благоразумным мужем, а потому казалось, что он говорит это не как любитель
(philos) удовольствий, но потому, что воистину так и есть.
[Евдокс] полагал также, что [его учение] ничуть не хуже обнаруживает
[свою истинность при рассуждении] от противного: мол, страдания самого по
себе все избегают и соответственно избирают его противоположность саму по
себе; причем особое предпочтение отдается тому, что мы избираем не из-за
другого и не ради другого, а таково, по общему согласию, удовольствие;
действительно, никто не станет расспрашивать, "ради чего" получают
удовольствие, подразумевая, что удовольствие избирают само по себе.
Присоединение удовольствия к любому из благ делает благо более
достойным избрания, скажем присоединение удовольствия к совершению
правосудных дел (to dikaiopragein) или к благоразумному поведению (to
sophronoin); а ведь благо возрастает [лишь с добавлением] его самого.
Таким образом, по крайней мере это рассуждение, похоже, представляет
удовольствие одним из благ, но ничуть не более благом, чем [любое] другое:
всякое благо вместе с другими предпочтительней, чем одно. С помощью
подобного рассуждения и Платон опровергает [учение], что удовольствие - это
собственно благо; он говорит, что жизнь, доставляющая удовольствие, при
разумности больше заслуживает избрания, чем без нее, а раз такое соединение
лучше, то удовольствие не является собственно благом, ибо собственно благо
от присоединения к нему чего бы то ни было не становится более достойно
избрания. Ясно, таким образом, что ничто другое, что становится более
достойно избрания вместе с одним из благ как таковых, тоже не будет
собственно благом. Что же тогда из того, к чему мы причастны, имеет такие
свойства? Ведь именно такое - предмет наших изысканий.
Другие, возражая, что, дескать, то, к чему все тянутся, не является
благом, говорят, пожалуй, вздор. Ведь, во-первых, что кажется всем, то,
утверждаем мы, и имеет место, а кто отвергает эту общую веру, навряд ли
скажет что-нибудь более достойное доверия. Действительно, в тех суждениях
был бы известный смысл, если бы только лишенные понимания существа (ta
anoeta) стремились к удовольствиям, но, если и разумные (ta phronima)
[стремятся к ним], какой же тогда смысл в этих рассуждениях? Да, вероятно, и
в низших [существах] заключено некое {Природное благо}, которое выше их как
таковых и которое тянется к сродственному ему благу.
|
|