|
Философы Древней Греции - Аристотель - Никомахова этика - Страница 102 |
7. Ясно, таким образом, что невоздержность и воздержность касаются
только того, чего касаются распущенность и благоразумие, и что разным видам
этого соответствуют разные виды невоздержности, называемые так переносно и
не в безусловном смысле.
(VI). Давайте уясним себе (theoresomen), что невоздержность в порыве
ярости (peri toy thymoy) менее позорна, нежели невоздержность во влечениях.
Ведь похоже, что порыв в какой-то мере слушает [голос] суждения, [т. е
разума], но недослышит, как торопливая прислуга, что выбегает вон, не
дослушав, что говорят, а потом, исполняя поручение, допускает промах, и как
псы, что начинают лаять, едва послышится шорох, не рассмотрев, не свой ли.
Вот так и порыв из-за горячности и поспешности его природы бросается мстить,
уловив что-то, но не услышав приказа. В самом деле, [рассуждение или
воображение (phantasia) объяснило ему, что его оскорбляют или что им
пренебрегают, и он, словно бы придя к заключению, что в таком случае надо
наступать, тут же начинает злиться. А влечение, едва только [рассуждение или
чувство скажут, что [нечто] доставляет удовольствие, бросается к усладам,
так что порыв в каком-то смысле следует за суждением, а влечение нет. А
значит, оно позорнее, ведь кто невоздержен в порыве ярости, как-то
подчиняется суждению, а тот другой - влечению, а не суждению.
Кроме того, следование естественным стремлениям вызывает больше
сочувствия, раз уж больше его вызывает следование даже влечениям, если они
общи всем, и в той мере, в какой они общи. Порыв ярости и злость более
естественны, чем влечения к излишествам и вещам, не являющимся необходимыми.
[Вспомним], например, [сына], который, защищаясь [в деле] о побоях,
нанесенных отцу, сказал: "Ведь и он [бил] своего [отца], и тот - своего", -
и, указав на [собственного] ребенка: "И этот [побьет] меня, когда возмужает,
- так уж у нас в роду"; и [отца], которого сын волок [за собою] и который
приказал ему остановиться в дверях, потому что и он сам доволакивал-де
[своего] отца до этого места.
Кроме того, чем больше злого умысла, тем больше не-правосудности. А
между тем ни порывистый, ни порыв не способны злоумышлять - они действуют
открыто. Зато влечение - словно Афродита, о которой говорят: "рожденная на
Кипре кознодейка" - и о [ее] "узорчатом поясе" Гомер:
[...в нем заключались]
Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных.
Так что если эта невоздержность влечений действительно более
неправосудна и позорна, чем та, что сказывается в порыве ярости, то именно
она есть невоздержность в безусловном смысле слова и в каком-то смысле
порочность.
Далее, никто не ведет себя нагло (hybridzei), при этом страдая; а
действуя в гневе, всякий испытывает страдание, тогда как наглец (hybridzon),
напротив, действует с удовольствием.
Итак, если больше неправосудности в том, на что гневаться наиболее
правосудно, то и в невоздержности из-за влечения [больше неправосудности,
чем в невоздержности из-за порыва ярости], ибо в порыве ярости нет наглости
(hybris).
|
|