|
Философы Древней Греции - Аристотель - Метафизика - Страница 46 |
Если
же одинаково можно утверждать то, относительно чего имеется отрицание, то
опять-таки либо необходимо говорят правильно, когда разделяют утверждение и
отрицание (например, когда утверждают, что нечто бело и, наоборот, что оно
не бело), либо не говорят правильно. И если не говорят правильно, когда их
разделяют, то в этом случае ни то ни другое не высказывается, и тогда ничего
не существует (но как могло бы говорить или ходить то, чего нет?); кроме
того, все было бы тогда одним [и тем же], как сказано уже раньше, и одним и
тем же были бы и человек, и бог, и триера, и противоречащее им (в самом
деле, если противоречащее одно другому будет одинаково высказываться о
каждом, то одно ничем не будет отличаться от другого, ибо если бы оно
отличалось, то это отличие было бы истинным [для него] и присуще лишь ему).
Но точно такой же вывод получается, если можно высказываться правильно,
когда разделяют утверждение и отрицание; и, кроме того, получается, что все
говорят и правду и неправду, и, кто это утверждает, сам должен признать, что
он говорит неправду. В то же время очевидно, что в споре с ним речь идет ни
о чем: ведь он не говорит ничего [определенного]. Действительно, он не
говорит да или нет, а говорит и да и нет и снова отрицает и то и другое,
говоря, что это не так и не этак, ибо иначе уже имелось бы что-то
определенное. Далее, если в случае истинности утверждения ложно отрицание, а
в случае истинности отрицания ложно утверждение, то не может быть
правильным, если вместе утверждается и отрицается одно и то же. Но может
быть, скажут, что мы этим утверждаем то, что с самого начала подлежало
доказательству (to keimenon).
Далее, ошибается ли тот, кто считает, что дело таким-то образом либо
обстоит, либо не обстоит, и говорит ли правду тот, кто принимает и то и
другое вместе? Если этот последний говорит правду, то какой смысл имеет
утверждение, что природа вещей именно такова? И если он говорит неправду, а
более прав тот, кто придерживается первого взгляда, то с существующим дело
уже обстоит определенным образом, и можно сказать (an), что это истинно и не
может в то же время быть неистинным. Если же все одинаково говорят и
неправду и правду, то тому, кто так считает, нельзя будет что-нибудь
произнести и сказать, ибо он вместе говорит и да и нет. Но если у него нет
никакого мнения, а он только одинаково что-то полагает и не полагает, то
какая, в самом деле, разница между ним и ребенком? А особенно это очевидно
из того, что на деле подобных взглядов не держится никто: ни другие люди, ни
те, кто высказывает это положение. Действительно, почему такой человек идет
в Мегару, а не остается дома, воображая, что туда идет? И почему он прямо на
рассвете не бросается в колодезь или в пропасть, если окажется рядом с ними,
а совершенно очевидно проявляет осторожность, вовсе не полагая, таким
образом, что попасть туда одинаково нехорошо и хорошо? Стало быть, ясно, что
одно он считает лучшим, а другое - не лучшим.
|
|