|
Философы Древней Греции - Аристотель - Метафизика - Страница 134 |
Так что единое будет некоторым множеством, если оно
малое; а это необходимо, если два есть многое. Но, хотя о многочисленном
можно, пожалуй, в каком-то смысле говорить как о "многом", все же оно будет
чем-то отличаться от него; например, о воде говорят, что ее много, но нельзя
сказать, что она многочисленна. Однако о делимом на части можно говорить как
о многочисленном: в одном случае - когда имеется множество, содержащее
излишек или вообще, или по сравнению с чем-нибудь (и подобным же образом
малое есть некое множество, у которого есть недостаток чего-то), а в другом
случае - когда о нем говорится как о числе, и только и этом случае оно
противолежит единому. Действительно, мы говорим "единое или многое" так же,
как если бы кто сказал "единое и единые" или "белое и белые" и тем самым
сопоставил измеренное или измеряемое с мерой. И в этом же смысле говорят о
многократном, а именно: каждое число есть многое, потому что содержит
единицы и может быть измерено единицей, а также поскольку оно противолежит
единому, а не малому. В этом смысле и два есть многое, но не как множество,
содержащее избыток либо по сравнению с чем-нибудь, либо вообще, а как первое
множество. Вообще говоря, два есть малочисленное, ибо два - первое
множество, у которого есть недостаток чего-то (поэтому и Анаксагор
неправильно выразился, сказав, что "все вещи были вместе, беспредельные и по
множеству, и по малости"; ему надо было сказать вместо "по малости" - "по
малочисленности"; а по малочисленности они не беспредельны); дело в том, что
не "одно" образует малое, как это утверждают некоторые, а его образует
"два".
Итак, единое и многое в числах противолежат друг другу как мера и
измеряемое, а они противолежат одно другому как такое соотнесенное, которое
не принадлежит к самому по себе соотнесенному. В другом месте [3] мы уже
установили, что о соотнесенном говорится в двух значениях: с одной стороны,
в смысле противоположности, с другой - в том смысле, в каком знание
находится в отношении к тому, что познается, [причем это последнее]
называется соотнесенным потому, что что-то другое относится к нему. И ничто
не мешает, чтобы "одно" было меньше чего-то другого, например двух, ибо если
оно меньше, оно тем самым еще не есть малое. А множество есть как бы род для
числа: ведь число есть множество, измеряемое единицей. И "одно" и число
некоторым образом противолежат друг другу - не как противоположности, а (это
уже было сказано) как нечто соотнесенное, а именно: они постольку
противолежат друг другу, поскольку одно есть мера, а другое измеряемое. А
потому не все, что "одно", есть число, например если "одно" есть нечто
неделимое [4] Что же касается знания, которому приписывается подобное
отношение к тому, что познается, то с ним дело обстоит не так. Правда, могло
бы казаться, что знание есть мера, а то, что познается,- измеряемое, однако
на деле оказывается, что хотя всякое знание касается того, что познается, но
не всякое познаваемое соотнесено со знанием, так как в некотором смысле
знание измеряется тем, что познается.
|
|