|
Философы Древней Греции - Аристотель - Метафизика - Страница 176 |
Так как благое и прекрасное не одно и то же (первое всегда в деянии,
прекрасное же - и в неподвижном), то заблуждаются то, кто утверждает, что
математика ничего не говорит о прекрасном или благом. На самом же деле она
говорит прежде всего о нем и выявляет его. Ведь если она не называет его по
имени, а выявляет его свойства (ergd) и соотношения, то это не значит, что
она не говорит о нем. А важнейшие виды прекрасного - это слаженность,
соразмерность и определенность, математика больше всего и выявляет именно
их. И так как именно они (я имею в виду, например, слаженность и
определенность) оказываются причиной многого, то ясно, что математика может
некоторым образом говорить и о такого рода причине - о причине в смысле
прекрасного. Яснее мы скажем об этом в другом месте .
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Итак, о том, что математические предметы - это сущее и в каком смысле
они сущее, а также в каком смысле они первее и в каком нет,- об этом
довольно сказанного. Что же касается идей, то прежде всего следует
рассмотреть само учение об идеях, не связывая их с природой чисел, а так,
как их с самого начала понимали те, кто впервые заявил, что есть идеи. К
учению об эйдосах пришли те, кто был убежден в истинности взглядов
Гераклита, согласно которым все чувственно воспринимаемое постоянно течет;
так что если есть знание и разумение чего-то, то помимо чувственно
воспринимаемого должны существовать другие сущности (physeis), постоянно
пребывающие, ибо о текучем знания не бывает. С другой стороны, Сократ
исследовал нравственные добродетели и первый пытался давать их общие
определения (ведь из рассуждавших о природе только Демокрит немного касался
этого и некоторым образом дал определения теплого и холодного; а пифагорейцы
- раньше его - делали это для немногого, определения чего они сводили к
числам, указывая, например, что такое удобный случай, или справедливость,
или супружество. Между тем Сократ с полным основанием искал суть вещи, так
как он стремился делать умозаключения, а начало для умозаключения - это суть
вещи: ведь тогда еще не было диалектического искусства, чтобы можно было,
даже не касаясь сути, рассматривать противоположности, а также познает ли
одна и та же наука противоположности; и в самом деле, две вещи можно по
справедливости приписывать Сократу - доказательства через наведение и общие
определения: и то и другое катается начала знания). Но Сократ не считал
отделенными от вещей ни общее, ни определения. Сторонники же идей отделили
их и такого рода сущее назвали идеями, так что, исходя почти из одного и
того же довода, они пришли к выводу, что существуют идеи всего, что
сказывается как общее, и получалось примерно так как если бы кто, желая
произвести подсчет, при меньшем количестве вещей полагал, что это будет ему
не по силам, а увеличив их количество, уверовал, что сосчитает. В самом
деле, эйдосов, можно сказать, больше, чем единичных чувственно
воспринимаемых вещей, в поисках причин для которых они от вещей пришли к
эйдосам, ибо для каждого [рода] есть у них нечто одноименное, и помимо
сущностей имеется единое во многом для всего другого - и у окружающих нас
вещей, и у вечных.
|
|