|
Философы Древней Греции - Платон - Пир - Страница 38 |
Кроме того, мне казалось, что и там, так же как здесь, он шагал, говоря
твоими, Аристофан, словами, "чинно глядя то влево, то вправо", то есть
спокойно посматривал на друзей и на врагов, так что даже издали каждому было
ясно, что этот человек, если его тронешь, сумеет постоять за себя, и поэтому
оба они благополучно завершили отход. Ведь тех, кто так себя держит, на
войне обычно не трогают, преследуют тех, кто бежит без оглядки.
В похвальном слове Сократу можно назвать и много других удивительных
его качеств. Но иное можно, вероятно, сказать и о ком-либо другом, а вот то,
что он не похож ни на кого из людей, древних или ныне здравствующих, - это
самое поразительное. С Ахиллом, например, можно сопоставить Брасида и
других, с Периклом - Нестора и Антенора, да и другие найдутся; и всех прочих
тоже можно таким же образом с кем-то сравнить. А Сократ и в повадке своей, и
в речах настолько своеобычен, что ни среди древних, ни среди ныне живущих не
найдешь человека, хотя бы отдаленно похожего на него. Сравнивать его можно,
как я это и делаю, не с людьми, а с силенами и сатирами - и его самого, и
его речи.
Кстати сказать, вначале я не упомянул, что и речи его больше всего
похожи на раскрывающихся силенов. В самом деле, если послушать Сократа, то
на первых порах речи его кажутся смешными: они облечены в такие слова и
выражения, что напоминают шкуру этакого наглеца-сатира. На языке у него
вечно какие-то вьючные ослы, кузнецы, сапожники и дубильщики, и кажется, что
говорит он всегда одними и теми же словами одно и то же, и поэтому всякий
неопытный и недалекий человек готов поднять его речи на смех. Но если
раскрыть их и заглянуть внутрь, то сначала видишь, что только они и
содержательны, а потом, что речи эти божественны, что они таят в себе
множество изваяний добродетели и касаются множества вопросов, вернее
сказать, всех, которыми подобает заниматься тому, кто хочет достичь высшего
благородства.
Вот что я могу сказать в похвалу Сократу, друзья, и, с другой стороны,
в упрек ему, поскольку попутно я рассказал вам, как он меня обидел. Обошелся
он так, впрочем, не только со мной, но и с Хармидом, сыном Главкона, и с
Эвтидемом, сыном Дикола, и со многими другими: обманывая их, он ведет себя
сначала как их поклонник, а потом сам становится скорее предметом любви, чем
поклонником. Советую и тебе, Агафон, не попадаться ему на удочку, а, зная
наш опыт, быть начеку, чтобы не подтвердить поговорки: "Горьким опытом дитя
учится".
Заключительная сцена
Когда Алкивиад кончил, все посмеялись по поводу его откровенных
признаний, потому что он все еще был, казалось, влюблен в Сократа. А Сократ
сказал:
- Мне кажется, Алкивиад, что ты совершенно трезв. Иначе бы так хитро не
крутился вокруг да около, чтобы затемнить то, ради чего ты все это говорил и
о чем как бы невзначай упомянул в конце, словно всю свою речь ты произнес не
для того, чтобы посеять рознь между мною и Агафоном, считая, что я должен
любить тебя, и никого больше, а Агафона - ты и больше никто.
|
|